Книга 8. К метаистории царства Московского. Глава 2. Эгрегор православия и инфрафизический страх - страница 7 из 8

строя достиг в XIX веке такой глубины, что на его фоне даже исполненная противоречий, сложно эволюционировавшая личность Пушкина, прошедшего через противоположные полюсы религиозных и политических воззрений, кажется нам, однако, цельной сравнительно с душевным обликом его современников и потомков.

Под знаком внутренней дисгармонии стоит почти все культурное творчество XIX века. Только к концу его намечается один из путей ее преодоления - преодоления, однако, ущербного и чреватого еще более глубокими катастрофами - и в общеисторическом плане, и в плане личной эсхатологии, то есть посмертной судьбы человеческих шельтов. Я разумею здесь то колоссальное движение, у истоков которого возвышаются фигуры Плеханова и Ленина.

Способность к одновременному созерцанию противоположных духовных глубин оказывалась не чем иным, как соответствовавшим новому культурному возрасту нации проявлением в духовной сфере исконной русской способности к неограниченному размаху: тому самому размаху, который во времена примитивных и цельных натур выражался психологически - в слитности душевного склада с ширью необозримых лесов и степей, эмоционально - в богатырской удали, а исторически - в создании монолитной державы от Балтики до Тихого океана. Печорины и Пьеры Безуховы, Ставрогины и Иваны Карамазовы, герои "Очарованного странника" и "Преступления и наказания" - внуки землепроходцев и опричников, иноков и разбойников, казачьих атаманов и сжигавших самих себя раскольников; только разный культурный возраст и разные, следовательно, сферы размаха.
Это вело к культурному и трансфизическому расширению границ личности - факту, слишком очевидному, чтобы нуждаться в каких-либо иллюстрациях или комментариях.

Что же касается борьбы мысли за осмысление метаисторического опыта, то этим, в сущности, были заняты все выдающиеся русские умы XIX столетия, и это несмотря на то, что самое понятие метаистории оставалось еще несформулированным и даже неосознанным. Разве в размышлениях Белинского по поводу новой русской литературы не чувствуется усилий прочесть историю как систему видимых знаков некоего невидимого духовного процесса? Разве в не имеющей равных исторической эпопее Льва Толстого народные массы и их вожди не становятся проявлениями и даже орудиями запредельных сил? Разве в исторических концепциях Достоевского не брезжит непрерывно этот потусторонний свет, превращающий исторические перспективы в сдвинутые, опрокинутые, странные и завораживающие перспективы метаистории? Станет ли кто-нибудь отрицать этот духовный угол зрения на национальное прошлое в полотнах Сурикова, в народных драмах Мусоргского? - Я ограничиваюсь указанием только на корифеев XIX века: перечисление имен меньшего масштаба потребовало бы специальной главы.

Итак, все пять признаков разбираемого процесса, которые я указал страницей ранее, оказываются налицо. Мы убеждаемся, что процесс, возникший в незапамятные времена опричнины, - процесс переживания обоих полюсов трансфизического мира, познания их и осмысления, переходя из фазы в фазу, к XX веку достигает высоты гениальных художественных

Цитаты

То что гусеница называет концом света, Учитель называет бабочкой.
-- Ричард Бах

Анонсы материалов из рекомендуемых книг, статей, фильмов

Глава 1 Будущее нашего мира мне представляется ясно; это видение весьма позитивно. Я вижу, как каждый из нас внимательно прислушивается к наставлениям своих ангелов и в результате становится более уравновешенным, здоровым и счастливым. Как психотерапевт — в прошлом — я обнаружила, что обращение за помощью к ангелам-хранителям...

  Храбрость, это не многолетний дуб, который выстоял в буре. Это хрупкий цветок, который распускается под снегом.   В погоне за прошлым она споткнулась о будущее.   С самого первого момента, когда мы приходим в этот мир, мы чувствуем: боль и радость, страх и ярость. Мы учимся прятать те чувства,...

ОБЪЯСНЕНИЯ ЛИЗИАСА   Кларенсио неоднократно и регулярно посещал меня, Лизиас навещал меня ежедневно.   По мере того, как я пытался привыкнуть к новым обязанностям, чувство облегчения наполняло мое сердце. Уменьшились боли и свободно передвигаться стало легче. Однако я заметил, что сильные воспоминания о физических явлениях,...

Майкл был в пути уже более двух часов, когда заметил, что поднимается ветер, а небо затягивается тучами. «Ничего себе! - подумал он. - Бура в раю». В последний час ноша совсем утомила путника, и он все чаще останавливался передохнуть. Вещи были не только тяжелыми, но и неудобными! Все это очень утомило Майкла, и он уже начал...

Об этих частях Цитадели Брута знал только по слухам. Брат Нюмрод тоже никогда не бывал здесь. Несмотря на то что про него в приказе ничего не говорилось, брат Нюмрод предпочел отправиться вместе с Брутой и всю дорогу суетился вокруг юноши, которого несли два крепких послушника. Специально для Бруты были доставлены носилки,...